Философия Просвещения

Философия Просвещения, как часто называют философию XVIII века, не отмечена созданием фундаментальных учений и новых традиций, подобных эмпиризму или рационализму. Дви­жение философской мысли направлено в ней не “вглубь”, а “вширь”, и ориентировано не столько на создание новых систем, сколько на пропаганду и распространение уже сформировавших­ся идей.

Возникнув в Англии, просветительское движение распро­страняется затем во Франции, которая и становится его центром. Английские последователи Локка, опираясь на его основоположения, разработали либеральную теорию религии и государства – деизм и конституционализм, которые вместе с эмпирической тео­рией познания составили теоретический базис Просвещения.

Французские мыслители, ознакомившиеся с идеями Локка благо­даря Юму, в течение ряда лет занимавшего пост секретаря анг­лийского посольства в Париже, увидели в них возможность реа­лизации своих собственных либеральных устремлений и поста­рались перенести их на французскую почву.

Инициатором этого движения был Вольтер (Франсуа-Мари Аруэ, 1694-1778), а его дальнейшее развитие связано с деятельностью кружка ученых-“энциклопедистов” которые, связав воедино либеральную тео­рию Локка, ньютоновское учение о природе и моральную филосо­фию Шефтсбери, положили начало процессу, приведшему к со­зданию оригинальной системы французского материализма, сыг­равшего впоследствии роль теоретического пролога Великой Французской революции 1789 г.

Для просветителей характерно убеждение в том, что причина всякого зла и несчастья человека в невежестве. Преодолеть зло мож­но только избавившись от невежества, просветив разум. Таким об­разом, французское Просвещение вновь обращается к разуму, но с гораздо более скромными требованиями, чем классическое картези­анство. Рациональность Просвещения вырастает из своеобразного синтеза английского эмпиризма и картезианского рационализма.

Если эмпирики и рационалисты XVII в. утверждали, что чувство или разум являются единственными источниками истинного зна­ния, то просветители не столь категоричны. Они полагают, что для достижения истины необходимо взаимодействие чувства и разума. Наше знание возникает опытным путем, но мера его истинности определяется разумом, который выступает по отношению к чувству в качестве направляющей и контролирующей инстанции.

Таким образом, Просвещение совмещает эмпирический взгляд на проис­хождение знания с рационалистическим убеждением в могуществе и независимости разума. Отсюда формируется и основное требова­ние теоретической и практической программы просветителей. Все существующее: знание, мораль, религиозная вера, но также и систе­ма политического управления, структура хозяйственных отноше­ний, сословная организация общества – все должно быть подверг­нуто беспощадному суду разума, и только то, что будет оправдано этим судом, имеет право на существование.

Королевская власть, католическая церковь, система сословных привилегий – все это должно быть уничтожено как неразумное, и наоборот, то, чего не существует в реальности, но что соответству­ет требованиям разума, должно быть создано: республиканская форма правления, рациональный культ Верховного Существа, а главное – должна быть установлена система, обеспечивающая сво­боду и равенство всех людей.

Картезианский рационализм, ссылаясь на доводы разума, ут­верждал существование надприродного мира, философия Просве­щения, также апеллируя к разуму, отрицает существование сверхъестественного, божественного мира; существенной чертой этой философии становится атеизм.

Вообще для просветителей христианская религия и церковь выступают как главное препятствие на пути разума и прогресса; их отношение к церкви прекрасно характеризует призыв Вольтера: “Раздавите гадину!”. Энциклопедисты резко выступают против дуалистического взгляда на мир, против разделения человека на высшую и низшую части (душу и тело), против дуалистического взгляда на жизнь, согласно которому, помимо земных целей и благ, существуют трансцендентальные (потусторонние) высшие цели и блага. Вольтер, например, утверждал, что дуализм является кон­цепцией не только ложной, но и вредной, создающей фикции, ради которых люди отказываются от радостей настоящей жизни.

Борьба против ложных ценностей, стремление направить жизнь по ее “естественному” руслу становится главной задачей натуралис­тической философии просветителей. Их концепция человека доста­точно ясно выражена в заглавии книги Ламетри – “Человек-маши­на”, а представление о целях и мотивах человеческой деятельности в работах Гельвеция (1715-1771), полагавшего, что человеческими по­ступками руководит исключительно эгоистический интерес.

Гельвеций ставил перед собой цель выработать некое строго науч­ное “искусство жизни”, опирающееся на разум и опытное знание. Исходя из общих установок локковского эмпиризма, он отрицал ка­кие бы то ни было врожденные способности человека, полагая, что все они, являясь приобретенными, полностью обусловлены внешним окружением. Нет ни прирожденного здравого смысла, ни морального чувства.

Единство человеческой природы есть не более чем иллюзия, порождаемая сходством их жизненных условий, поэтому, создав раз­ные условия, мы могли бы получить совершенно разных людей. Глав­ным практическим выводом из учения Гельвеция было то, что для того, чтобы получить такого человека, какой нам нужен, достаточно сформировать соответствующие условия жизни и воспитания. Глав­ная роль в формировании этих условий отводится государству, зада­ча которого как раз и состоит в обеспечении морального воспитания граждан средствами политического и правового регулирования.

Основные влечения человека Гельвеций определял просто и без затей. Стремление к удовольствию и отвращение от страдания – вот основные регулятивные принципы поведения, порождающие в человеке эгоистическую любовь к самому себе. Эта любовь высту­пает основой интереса, который, в свою очередь, определяет все человеческие поступки: “Как физический мир подчиняется зако­нам движения, – пишет Гельвеций, – так мир морали подчиняется законам интереса”.

Лишь иллюзией является стремление людей к справедливости, добру, красоте и др.; в действительности ими руко­водит либо страх перед наказанием, либо стремление к награде. По­этому нет совершенно никакой необходимости в системе морально­го регулирования человеческого поведения. Чтобы сделать людей справедливыми, достаточно создать законы, строго карающие за причиненное зло и вознаграждающие за добродетельные поступки, и тогда справедливость установится сама собой, ибо в хорошо устроенном государстве каждый разумный человек поймет, что ему просто выгодно быть справедливым. В таком государстве творить зло, то есть действовать во вред самому себе, мог бы только безумец, которого необходимо, скорее, лечить, чем наказывать.

Разум в идеологии Просвещения занимает место высшего судьи, высшей инстанции критического анализа. Сам же разум оказыва­ется вне критики, поскольку над ним нет уже никакой более высо­кой инстанции, которая могла бы подвергнуть критическому ана­лизу его решения. Таким образом, приговоры разума остаются окончательными и безапелляционными. С точки зрения идеологов Просвещения, разум является единым, универсальным и общим для всех людей, во все времена.

Поэтому культура, которая должна быть построена на принципах разума, является единственно возможной рациональной культурой. Все, что существовало до нее, есть лишь ложь и заблуждения, результат невежества или сознательного об­мана. Убежденные в силе и независимости разума просветители считали, что он способен преодолеть заблуждения и обеспечить прогрессивное развитие человечества. Уверенность в силе разума соединялась у них с уверенностью в неуклонности исторического прогресса.

В идеологии Просвещения происходит фактическое обожеств­ление разума, который обретает значение некого метафизического абсолюта. Поэтому критика энциклопедистов была, прежде всего, направлена на развенчание того представления о безграничных возможностях разума, которое составляло квинтэссенцию их фило­софии. Критика эта появлялась и параллельно с развитием фило­софии просветителей, в работах Ю ма, и в самой среде энциклопе­дистов, в работах Руссо (1712-1773), который, хотя и был одним из активнейших членов кружка, в своих взглядах выражал глубокое сомнение по поводу безграничной веры в прогресс, осуществляемый через разум.

Руссо не был профессиональным философом в полном смысле этого слова. Его философские взгляды были основаны не столько на строгом анализе, сколько на достаточно поверхностном сопос­тавлении двух общественных моделей, которые он знал из своего непосредственного опыта. Париж он принимал за образцовую модель цивилизации, а французскую деревню за образец простой и естественной жизни в “природе”.

Цивилизованная жизнь связа­на с нарушением естественного равенства людей, а потому выступает источником всякого зла и несправедливости. Деревенская жизнь ближе к природе, а потому больше соответствует естествен­ным устремлениям человека, не испытавшего развращающего влияния большого города. Наблюдая антагонизм цивилизации и морали, Руссо делает выбор в пользу морали, полагая, что ради сохранения моральной чистоты стоит отказаться от благ цивили­зации. Отсюда следует радикальное отрицание любого общественного устройства, поскольку естественной жизнью Руссо при­знает только индивидуальное существование человека, а всякую организацию считает порождением не природы, а цивилизации.

Вразрез с общими установками просветителей Руссо полагает, что сущность человеческой натуры наиболее полно выражается не в разуме, а в чувстве. Не ум, а сердце должно руководить челове­ком в его поступках, поэтому задача философии состоит в том, что­бы создать “естественную” этику, опирающуюся не на голос разу­ма, а на веления сердца.

В своем “Рассуждении о неравенстве” Руссо исходил из того, что идеальным состоянием человека является первобытное состо­яние. Но этот идеал был совершенно неприемлем для большинства просветителей, видевших магистральный путь развития челове­чества не в возврате к естественной простоте каменного века, а в постоянном наращивании благ цивилизации за счет прогресса на­уки и ремесел.

Вольтер, отзываясь об этом идеале, со свойствен­ной ему едкостью, заметил: “Каждый стремится, читая вашу кни­гу, ходить на четвереньках. Но так как я утратил эту привычку за более чем шестьдесят лет, я чувствую, к несчастью, что не смогу приобрести ее вновь. Не могу я и отправиться на поиски дикарей Канады потому, что болезни, на которые я осужден, вызывают не­обходимость пользоваться услугами европейского хирурга”.

Да и сам Руссо понимает, что полностью вернуть человека к первобыт­ному состоянию вряд ли удастся, поэтому он предлагает более уме­ренную программу. Его главной идеей становится нормативное ограничение роста цивилизации, которое, по его мнению, может быть обеспечено системой натурального воспитания. Такое воспи­тание должно быть направлено на поощрение и развитие только “естественных” потребностей и на подавление всех потребностей и желаний, не вытекающих из природы человека. Для обеспечения большей эффективности системы натурального воспитания сле­дует установить государственный строй, приближающийся к естественному порядку, – демократическую республику, обеспечива­ ющую максимальное равенство и свободу граждан.

Учение Руссо поначалу получило распространение не столько в среде профессиональных философов, сколько среди широких народных масс. Оно было просто и понятно, не требовало специ­альной подготовки для восприятия и в силу этого стало источни­ком наиболее популярных лозунгов Французской революции. Его основным парадоксом было то, что сторонник естественной простоты деревенской жизни Руссо стал одним из вдохновителей революции, создавшей основу для интенсивнейшего развития го­родской промышленной цивилизации.

В то же время, идеи Руссо оказали достаточно мощное влияние на литературные вкусы, обычаи и политику. Источники этого влияния можно увидеть хотя бы в том, что именно Руссо впервые ставит вопрос о ценности ци­вилизации на фоне всеобщей некритической убежденности в ее безусловной ценности и прогрессивном значении. Кроме того, вы­раженное в философии Руссо сомнение в абсолютной безапелляционности рациональных рассуждений оказало существенное влияние, с одной стороны, на формирование идеологии романтиз­ма, а с другой – на основоположника немецкой классической фи­лософии Иммануила Канта, поставившего перед собой задачу по возможности точно определить пределы компетенции разума.

Узнай цену консультации

"Да забей ты на эти дипломы и экзамены!” (дворник Кузьмич)